Ключевая ценность исторического наследия, несмотря на недостаток комфорта, - это как раз сложность, избыточность. Что плохого в деловом центре? Простота.
_Святослав Мурунов, руководитель Центра прикладной урбанистики МВШСЭН, урбанист, исследующий города на постсоветском пространстве, в минувшие выходные приехал в Тюмень с лекцией «Городские сообщества: право на город». Перед ее началом он рассказал корреспонденту «Вслух.ру» о тюменском архитектурном наследии, изменяющейся роли городских медиа и о том, может ли житель российского города быть счастливым._
— Святослав, в Тюмени вы бывали не раз…
— Раза, мне кажется, четыре. Это пятый мой приезд.
— Как с точки зрения урбанистики, развития города в целом выглядит Тюмень? Каковы ее сильные и слабые стороны?
— Для нас город чуть более сложная система, чем просто пространство. Городская среда является отображением деятельности или бездеятельности всех городских субъектов. То есть, условно говоря, то, что мы видим на улице, — это общий результат какого-то городского взаимодействия. С этой точки зрения Тюмень — город развитый, где заметны новые типы деятельности, развития, современные объекты, видны пробования новых городских подходов. Тюмень намного лучше смотрится, чем многие постсоветские города — но все равно видно заимствование, копирование каких-то трендов, а не разработка собственных проектов.
Ну, например, офисы компаний по всему Уралу и Сибири выглядят одинаково. Такая стеклянно-бетонная геометрия. Качество же города — это растяжка между самым старым зданием города и самым новым. Вот ваша старинная архитектура — она, конечно же, демонстрирует, что в свое время Тюмень по сложности, качеству ресурсов и культуры тягалась и спорила со столичными городами. Ваши купцы показывали внимание к деталям — это видно по уникальной резьбе и качественным архитектурным проектам. То, чего сейчас, как мне кажется, Тюмени не хватает: ваша современная архитектура — она такая типичная постсоветская.
Еще момент — у вас очень долго не могут достроить музей. Это значит, что роль истории, культуры недооценена. То есть вы, скорее всего, импортируете культуру. Если посмотреть тюменскую афишу за последние два года — сколько сюда приезжало артистов, а сколько выступало местных — скорее всего, приезжих окажется гораздо больше. Это тоже показывает, в какой парадигме город существует.
Все это требует сложного городского взаимодействия. Необходимо задавать вопросы, делать анализ, искать варианты решений, которые, понятно, не смогут удовлетворить всех, но которые являлись бы каким-то уникальным решением. Потому что-то, что, как мне кажется, Тюмень могла бы себе позволить и не позволяет — это быть уникальной.
У вас здесь достаточно высокая степень пассионарности — потому что жить в таких климатических условиях слабаки не могут. Явно здесь люди с более сильным характером, чем, например, в центральной части России. Но как вы используете этот сильный характер? Только в предпринимательстве? То, чего не хватает на постсоветском пространстве — это некоей субъектности городов. Все города друг у друга подсматривают и мало кто экспериментирует.
— Почему для развития города в целом важно развитие городских локальных сообществ?
— Город — это сложная система по созданию уникальных смыслов. Их создает сложнейший городской диалог разных социальных форм. Сообщества — одни из базовых форм городов. Если вы не знаете людей по месту жительства, то есть у вас нет локального сообщества — то невозможно спроектировать нормально парк рядом с вашими домами. То есть, вы не участвуете в создании этого парка как заказчик, а будете всегда потребителем. Это значит: «Дружище, не думай, все, что надо, мы тебе сами придумаем, поставим там колесо обозрения и шаурмичную». А ты вроде бы чего-то другого хотел, но опыта не имел. Опыта вот этого социального взаимодействия. И дальше это экстраполируется на все ваши поступки.
Проблема постсоветских городов — большое количество инфантильного населения, то есть людей, которые не хотят брать ответственность за свою собственную жизнь. Они все время говорят: «Вы мне должны», «Государство меня не бросит» и так далее. Это влияет на качество запросов. От этого страдают все.
Поэтому городские локальные сообщества нужны в первую очередь как некая коммуникация, как некий сложный заказчик, который при смене местной администрации не менял бы вектор развития. Потому что у нас сейчас вектор развития города все равно в большей степени определяет администрация. Точнее так — пытается определять. Но все остальные действуют по-своему, плюс отсутствие сложной коммуникации не позволяет хоть как-то синхронизировать эти позиции.
— У городских чиновников, бизнеса, жителей есть какие-то точки соприкосновения?
— Мне кажется, общего сейчас много и у бизнеса, и у администрации, и у активистов и, условно говоря, состоявшихся горожан. Потому что, во-первых, кризис, который всех сразу заставляет объединяться. Или, по крайней мере, начать смотреть в сторону друг друга, потому что в это время всегда повышенные риски и нужно двигаться осторожно, с оглядкой. Это и ограниченные ресурсы, поэтому перед тем как тратить, нужно посмотреть, а что вообще получится. Поэтому кризис заставляет нас анализировать, рефлексировать и как-то тянуться друг к другу.
Второй момент: администрация, бизнес и горожане — это все равно жители этого города. У них есть общее — сам город. Как пространство — городская среда, как культура — в чем наш город уникален, какая у него есть идентичность, как она проявлена. Поэтому, в основе своей, конечно же, у них много общего, просто они, как правило, про это общее вспоминают в последнюю очередь или вообще не пытаются использовать для того, чтобы договориться друг с другом.
— По поводу офисов компаний из стекла и бетона: в любом городе есть исторический и деловой центры. Иногда деловой центр начинает проникать в исторический, что вызывает недовольство горожан. Каков баланс между историческим и деловым центрами и может ли это — географически — быть один район?
— Для каждого города будут свои какие-то рецепты. Бизнес, который является субъектом, заказчиком делового центра, должен понимать, что такое город. Если он замещает исторический центр — этот символический капитал, культурное наследие, то проигрывает. Потому что инвесторы, туристы, горожане все равно тянутся к сложности. Ключевая ценность этого исторического наследия, несмотря на то, что мы понимаем: жить в старых домах плохо, некомфортно, — это как раз сложность, избыточность. Что плохого в деловом центре? Простота. Деловой центр построил предприниматель такой-то, офисы компаний таких-то. Все. В этом случае оно может быть выше, может быть дороже, но по степени сложности деловые центры проигрывают. И лучшие архитектурные решения — это когда деловой центр учитывает историческую сложность и пытается ее включить в собственную деятельность.
Город — всегда пространство конфликтов, нет такого города-утопии, где всем все хорошо. Если разобраться, город — это машина по производству конфликтов. Но конфликты должны усложняться — тогда город развивается. И задачи, которые могли бы ставить бизнесмены, развивая деловой центр, были бы такими: а как, сохраняя историческое наследие, дать здесь деловые функции?
Деловой центр не обязательно должен быть в высоком здании. Чтобы много разных компаний разместились в одной точке, чтобы можно было сэкономить на логистике, можно по-другому формулировать задачи. А наши бизнесмены мыслят категориями форматов — они где-то подсмотрели, что деловой центр — это высокие здания. С чего вы взяли? Решения могут быть разные.
— Еще вопрос по поводу баланса. Недавно в Тюмени приезжал Антони Вивес, бывший вице-мэр Барселоны. В Барселоне работают над развитием так называемых «суперкварталов» — больших пространств, в которые не пускают автомобили, где передвигаться можно пешком, на велосипеде или, максимум, на мопеде. У нас же наоборот — строят большие автомобильные развязки, расширяют дороги, стараются город сделать удобнее для автомобилей. Где здесь баланс, золотая середина?
— Вопрос автомобилизации постсоветских городов очень актуален. Когда мы начали этот вопрос изучать, то выяснили, что автомобиль для наших горожан — это не только средство передвижения, но средство комфортного перемещения. Условно говоря, люди выбирают автомобиль по нескольким основным причинам. Во-первых, это некий показатель успешности. Особенно в начале 2000-х годов автомобиль стал показателем того, что ты чего-то вообще в жизни достиг. Сейчас этот тренд идет на спад, особенно в среде творческой молодежи — там иметь автомобиль, наоборот, считается преступлением против экологии.
Второй момент — в автомобиле действительно комфортно: тихо, спокойно, приятная музыка и вкусно пахнет. А на улице шумно, пыльно, ругаются, холодно и так далее. В этом случае альтернатива — это развитие других форм связности города. Например, общественного транспорта.
Другая проблема связана с тем, что у нас отсутствует понятие комплексной застройки. Даже советские микрорайоны были действительно комплексными. Во-первых, они проектировались с учетом разных потребностей человека. И не только садики и школы были обязательными к постройке, но и вся бытовая, торговая, культурная составляющая — дом культуры, кинотеатр, магазин и так далее. А наши новые застройки — это, в основном, спальники — мы здесь спим. А работаем где-то еще и перемещаемся через центр. Поэтому мы без автомобиля не можем. А если еще семья успешная и хочет, чтобы дети были успешные, то купит два автомобиля — потому что у мужа, который является источником денег, и жены, которая является гарантом того, что дети вырастут толковыми, очень разные сценарии перемещения по городу.
Здесь нужно смотреть, анализировать сценарии — куда люди ездят, за какими услугами, какие у них перемещения по городу. И с этим нужно работать. Постсоветские города с этим не работают, потому что мы начинаем заниматься следствием, а не причинами. Мы говорим: «О! Машин стало больше, давайте расширять транспортные развязки и сокращать пешеходные бульвары». Вместо того, чтобы выяснить причины. А выяснится, что отсутствие рабочих мест там, где мы живем или отсутствие современного общественного транспорта не позволяет нам минимизировать использование личного транспорта. Да и, наверное, проще выделить в бюджете денег на очередную транспортную развязку, чем начать сохранять и развивать пешеходный каркас города. Все это безумно сложно. В рамках одного срока деятельности администрации это нереально, поэтому ни одна городская администрация за это не берется.
Барселона почему развивается? Она, как и любой другой европейский город, работает с долгосрочными программами развития, на 20−40 лет, которые позволяют аккумулировать ресурсы, продолжать программы развития независимо от того, какой пришел мэр, и обещать бизнесу, что если он вошел в эту программу, то через 10 лет он в этой программе останется и его интересы будут учтены.
— Региональные СМИ могут помочь и поучаствовать в развитии города, городских сообществ?
— Вообще городские медиа находятся в сложной ситуации, потому что 2000-е годы резко удешевили средства производства контента и увеличили количество каналов коммуникации. Пик развития технологий сказался кризисом на средствах массовой информации. Сейчас в городе разные каналы коммуникации у разных субъектов. Например, городские активисты не смотрят телевизор и не читают газет — у них есть социальные сети и мессенджеры. Предприниматели и владельцы бизнеса не смотрят телевизор и не читают газет — пользуются электронной почтой или телефоном. Городская администрация пользуется своими источниками информации — своя газета, свое радио.
Общих коммуникационных точек в городе нет. И это специфика всех постсоветских городов — даже в городе с населением в 100 тысяч человек могут идти параллельные события и процессы, участники которых друг о друге не знают. 100-тысячный город! Условно говоря, мы все встречаемся на улицах. Но у нас вот этих общих коммуникационных точек нет, и это проблема городских медиа.
Поэтому сейчас появляются прецеденты, когда городские медиа меняют свою роль. Создавать такие городские события — то есть самому становиться, фактически, инициатором городских событий — вокруг которых собирались бы разные городские субъекты, и само событие использовать как пространство для взаимодействия. Вот такая, мне кажется, смена роли должна привести к перезагрузке городских медиа. Сейчас им очень тяжело.
— Может ли житель российского города быть счастливым?
— Да. Что такое счастье? Вопрос философский, казалось бы, хотя лауреаты Нобелевской премии по экономике давным давно на этот вопрос ответили. Счастлив тот, кто нашел, что его мотивирует лучше всего, самореализовался, нашел свою уникальность и встроил ее во взаимодействие с другими людьми. Мы счастливы, когда мы кому-то нужны, востребованы. И самореализация является одним из обязательных условий этого счастья.
_Но единственный момент, который меня волнует: у нас пока люди становятся счастливыми вопреки системе. Например, предприниматели, эксперты, городские активисты. Количество счастливых людей на постсоветском пространстве пока не набирает критическую массу. В большинстве своем жители постсоветских городов хотят быть счастливыми, но таковыми не являются._
